– Ты умница, Пет, – улыбается Виджет при виде сестры. Бейли растерянно смотрит на них, не понимая, что происходит. Поппет вручает ему серебряную бумажку примерно того же размера, что его билет.
– Это пропуск, – объясняет она. – Его выдают особым гостям, так что теперь тебе не придется платить, когда ты приходишь в цирк. Просто показываешь карточку при входе, и тебя пропускают.
Бейли, вытаращив глаза, читает черный текст на серебристой поверхности: «Пропуск дает владельцу право на неограниченное посещение». На другой стороне значится: «Цирк Сновидений». Внизу маленькими буквами приписано: «Чандреш Кристоф Лефевр, собственник».
Бейли ошарашенно таращится на блестящую карточку.
– Я подумала, что тебе будет приятно, – говорит Поппет, явно смущенная отсутствием какой-либо реакции с его стороны. – Это на случай, если тебе захочется прийти еще раз, пока мы здесь.
– Это потрясающе, – говорит Бейли, поднимая на нее глаза. – Огромное, огромное спасибо.
– Не за что, – улыбается Поппет. – А еще я попросила, чтобы мне или Виджету сообщили, как только ты появишься. Тогда мы сразу же тебя разыщем. Если, конечно, ты этого хочешь.
– Просто здорово, – благодарит Бейли. – Правда, я так рад.
– Ну, значит, скоро увидимся, – протягивает ему руку Виджет.
– Обязательно, – Бейли отвечает рукопожатием. – Я могу прийти завтра вечером.
– Это было бы чудесно, – радуется Поппет. Когда Бейли отпускает руку Виджета, она наклоняется вперед и касается щеки Бейли быстрым поцелуем. Бейли чувствует, как заливается румянцем. – Спокойной ночи, – говорит она, отстраняясь.
– И… и вам спокойной ночи, – говорит Бейли. Помахав на прощание, он смотрит, как они исчезают под тяжелой портьерой, и лишь затем поворачивается, чтобы уйти.
Ему кажется, что он переступил порог цирка не несколько часов назад, а целую вечность. Более того, Бейли, который сейчас покидает цирк с серебряным билетом в кармане, уже не тот, что вошел сюда недавно. Он гадает, который из этих Бейли настоящий, потому что не может быть такого, чтобы Бейли, в одиночестве коротающий часы на дереве, был тем самым человеком, которому вручается особый пропуск, дающий право на неограниченное посещение единственного в своем роде цирка, и который с легкостью заводит дружбу с такими необычными людьми.
Он думает об этом всю дорогу и уже возле дома осознает, что нынешний Бейли гораздо больше похож на того, кем он должен стать, чем тот Бейли, которым он был вчера. Он еще не очень понимает, что все это значит, но сейчас ему это и не важно.
В мечтах он рыцарь в сверкающих доспехах, скачущий на белом коне с серебряным мечом в руке, и внезапно это перестает казаться ему чем-то невероятным.
Тет-а-тет
Лондон, август 1896 г.
Сегодняшняя Полночная трапеза проходит без лишнего шума. Цирк недавно вернулся из Дублина, и сейчас готовится к продолжительным гастролям в Лондоне, так что среди гостей присутствует несколько артистов.
Большую часть ужина Селия Боуэн занята беседой с тетушкой Падва. Бывшая прима, сидящая по левую руку от нее, утопает в синем шелке.
По ее эскизам сшито и то платье, которое надела Селия. Оно задумывалось как сценический костюм, но от него решили отказаться. Серебряная ткань так переливалась и искрилась, что привлекала к себе слишком много внимания. Однако платье сидело на ней так изумительно, что Селия не смогла расстаться с ним и решила оставить себе.
– Кое-кто глаз с тебя не сводит, моя дорогая, – замечает мадам Падва, слегка качнув бокалом в сторону двери, у которой, сцепив руки за спиной, замер Марко.
– Полагаю, он восхищен платьем, вышедшим из-под вашей руки, – отвечает Селия, даже не посмотрев на него.
– Бьюсь об заклад, что куда больше платья его интересует та, на ком оно надето.
Селия только смеется в ответ, хотя понимает, что мадам Падва попала в точку. Взгляд Марко весь вечер жжет ей шею, и она с трудом делает вид, что ничего не замечает.
Лишь однажды он ненадолго отводит глаза, когда Чандреш задевает хрустальный бокал и едва не разбивает его о стоящий рядом подсвечник. Красное вино растекается пятном по золотой парче скатерти.
Однако, прежде чем Марко успевает что-либо сделать, Селия вскакивает с места и, протянув руку, удерживает бокал от падения. Она его не коснулась, но из сидящих за столом только Чандреш мог это заметить. Когда она убирает руку, бокал по-прежнему полон вина, а пятно со скатерти исчезает.
– Какой я неуклюжий, – бормочет Чандреш, бросив на Селию настороженный взгляд, и возвращается к беседе с мистером Баррисом.
– А ты могла бы преуспеть в балете, – говорит Селии мадам Падва. – Ты отлично держишься на ногах.
– Я и валюсь с них довольно убедительно, – отвечает Селия. Мистер Баррис чуть не опрокидывает бокал, а мадам Падва заходится в каркающем смехе.
До самого конца вечера Селия украдкой наблюдает за Чандрешем. По большей части он обсуждает с мистером Баррисом изменения, которые хотел бы внести в планировку дома. Он говорит сбивчиво и несколько раз повторяется, но мистер Баррис делает вид, что не замечает. К вину Чандреш больше не прикасается, и, когда по окончании ужина со стола убирают посуду, его бокал так и стоит, наполненный до краев.
После ужина Селия уходит последней. Пока все прощаются, она никак не может найти шаль и просит остальных не ждать, пока она ее отыщет. Гости растворяются в ночи.
Разыскать отрез черного кружева в недрах особняка Лефевров оказывается непросто. Она повторяет свой путь по дому, заглядывает в гостиную и в библиотеку, но шали нигде не видно.
В конце концов Селия бросает поиски и возвращается в фойе, где ее поджидает Марко. Ее шаль небрежно свисает с его руки.
– Мисс Боуэн, вы случайно не это ищете? – слышит она.
Марко подходит, чтобы положить шаль ей на плечи, но кружево распадается в его руках и песком осыпается между пальцев.
Подняв взгляд на Селию, он обнаруживает, что шаль уже завязана изящным узлом у нее плече, словно никогда его не покидала.
– Благодарю, – говорит Селия. – Доброй ночи.
Не дожидаясь ответа, она проскальзывает мимо него и выходит за дверь.
– Мисс Боуэн? – окликает ее Марко, догоняя на ступенях крыльца.
– Да? – оборачивается Селия, ступив на тротуар.
– Я надеялся, что вы все-таки согласитесь принять мое приглашение, которое отвергли в Праге, – говорит Марко.
Пока Селия раздумывает, он не отводит от нее напряженного взгляда.
Эту напряженность она ощущает еще острее, чем во время ужина. И хотя сейчас он использует излюбленный прием ее отца, пытаясь подчинить себе волю девушки, есть в его взгляде и что-то искреннее, почти мольба.